Таня Гроттер и проклятие некромага - Страница 38

– Вы хотите сказать, что я нерешительная? – спросила Таня.

– Нет. Как раз решимости тебе не занимать. Жертвенной решимости. Когда дело касается драконбола или однозначных стрессовых ситуаций, ты действуешь не задумываясь. Но когда ситуация не стрессовая и выбор есть, начинаются бесконечные сомнения. Ты думаешь, и чем больше ты думаешь, чем дольше топчешься на месте, тем более глубокую яму под собой вытаптываешь. Со временем, если это топтание не прекратится, ты окажешься на дне оврага. И это при том, что вокруг равнина, а овраг ты вытоптала сама, – сказала Медузия.

Доцент Горгонова наклонилась к столу, почти коснувшись носом ростка.

– Молодые смоковницы пахнут приятнее бука. Все же Рахло гений… – сказала она задумчиво.

Завораживающие, с золотой искрой глаза вновь поднялись на Таню.

– Меньше думай, смелее действуй. Роковых ошибок не бывает. Роковая ошибка может быть только одна: когда человек сдается, опускает руки и перестает барахтаться. Но и не напрягайся, когда идешь к цели. Напряжение выматывает. Просто иди – спокойно, уверенно, не отвлекаясь на сторонние цели, даже если они кажутся близкими и доступными. Это иллюзия. Кстати, Ягге никогда не прописывала тебе «капли бодрости Теренция»?

– Нет.

– Жаль. Тогда ты наверняка знала бы их историю. Теренций был сильный светлый маг, но вечно падал духом. Малейший удар судьбы, даже не удар, так, щелчок, и он рыдал три дня. Разумеется, наступил момент, когда ему это надоело. Он решил приготовить эликсир абсолютной силы, бодрости и счастья. Тридцать лет он отдал этому эликсиру. Перепробовал десятки тысяч вариантов – все тщетно. Наконец Теренций понял, что жизнь его прошла напрасно и приготовить эликсир невозможно. Он отчаялся и проглотил ядовитую пилюлю. Он так никогда и не узнал, что раствор из его последней колбы, который он не процедил, потому что думал, что это бесполезно, и стал знаменитыми каплями бодрости Теренция…

– Всего шаг отделял его от победы, когда он опустил руки, – сказала Таня.

– Вот именно, – кивнула Медузия.

Дверь, скрипнув, открылась. Таня подумала, что никогда ее не выпроваживали с такой непринужденностью.

* * *

Когда Таня оказалась в своей комнате, часы как раз пробили два. Полировка контрабаса была чуть теплой. Струны обиженно загудели, когда Таня коснулась их смычком. Таня села на контрабас и скользнула в окно. Луна расплывалась по промокашке туч светлым пятном, скорее белого, чем желтого оттенка. Больше всего она походила на яичницу.

«Я скажу ему: «Уходи!» Просто одно слово. Пронесусь над крышей и скажу», – решила Таня.

После разговора с Медузией она ощущала себя значительно увереннее.

Бейбарсов полулежал у главной вентиляционной трубы, из которой смутно тянуло запахом ванили, и что-то читал при лунном свете. В его позе было столько снисходительного спокойствия, столько уверенности, что она придет, что Таня испытала странную смесь обиды и гнева. Нацелив смычок, Таня бросила контрабас вниз и пронеслась в десяти сантиметрах от его лица. Если бы он сейчас встал, контрабас снес бы ему голову.

– Уходи! – крикнула Таня, делая крутой разворот, по технике близкий к драконбольному перехвату мяча.

Бейбарсов лениво поднял на нее глаза.

– Тебе не идет, когда ты злишься! Ты становишься смешной! – сказал он.

Таня растерялась. Она ожидала совсем других слов.

– Бейбарсов! Не заговаривай мне зубы! Я говорю: уходи! – крикнула Таня.

Она вновь промчалась мимо Бейбарсова, в последний момент резко перебросив тело вправо и скользнув под днище. Тут прямо по курсу выросла труба, и Тане, чтобы не разбить контрабас, пришлось совершить экстренную посадку на крыше. Бейбарсов лег на спину и, закинув руки за голову, смотрел на нее снизу вверх.

– Вот мы и спешились! Согласись, что так лучше, чем летать туда-сюда, – сказал он.

Таня с досадой оглянулась на контрабас, который так некстати подвел ее. Ей хотелось сразу заговорить о главном, но она медлила. Ей мешал взгляд Бейбарсова. В нем были насмешка и страсть. Это был взгляд черной пантеры, которая лежит на ветке и смотрит на приближающуюся лань. Смотрит спокойно, почти доброжелательно. Однако когда лань окажется рядом, ее не пощадят.

– Ты бросил Зализину! Это жестоко! – зачем-то сказала Таня.

Бейбарсов усмехнулся.

– Ни один цирк не работает круглосуточно. Клоуны тоже должны отдыхать, – сказал он.

– Ты давно в Тибидохсе?

– Можно и так сказать, – таинственно отвечал Глеб.

– Ты хочешь сказать, что сразу, как бросил Зализину, прилетел сюда?

– Примерно. Но я отлучался… У меня были кое-какие мелкие дела, – туманно ответил Бейбарсов.

«Разумеется. Украсть у Магщества зеркало, едва не попасть в Дубодам и ухлопать трех боевых магов!» – с досадой подумала Таня.

– Где ты прячешься?

Глеб покачал головой.

– Не могу сказать. Они способны воздействовать на твое сознание. Во сне, во время тренировки – в любую минуту, когда ты не будешь готова и не сможешь сопротивляться.

Выносить взгляд Бейбарсова было чудовищно сложно. Самое большое негодование растворялось в его спокойствии. Таня впервые сталкивалась с человеком, которому было до такой степени плевать на ее настроение, сопротивление, негодование – на все. Он видел цель и шел к ней: по эмоциям, по желаниям, по чужой воле, по чему угодно. Таня кипела. Разве это любовь, когда с тобой не считаются? В любовь, как в шахматы, играют всегда вдвоем. Если же кто-то стремится переставлять фигуры за тебя – это уже совсем не то.

– Там, у Серого Камня – был ты? – спросила она резко.