Таня Гроттер и проклятие некромага - Страница 48

* * *

Возвращаясь вечером с тренировки, Таня обнаружила над стеной Тибидохса не просто полетные блокировки, но чуть ли не розовое сияние, о которое разбился бы и артиллерийский снаряд. По стене прохаживались циклопы. Вид у них был зашкаливающе воинственный, из чего Таня заключила, что где-то рядом околачивается начальство в лице Поклепа. Делать нечего. Пришлось ей идти через мост и тащить контрабас по лестнице.

Ванька еще в середине матча куда-то улетучился. Судя по всему, его вызвал Тарарах, незадолго до этого мелькнувший у ангаров. Таня даже почувствовала обиду. В конце концов, это она дипломированный (почти) ветеринарный маг. Ванька же просто недоученный практик. Что он может знать? Ему только лешаков от древоедов лечить дятловым заклинанием. Тарарах же совсем забыл о ней в последнее время, зато Ваньку выкрадывает чуть ли не каждую минуту. Сообщнички! Все эти мысли посещали Таню на лестнице, когда контрабас нещадно колотил ее по коленям и она в очередной раз ощущала себя девочкой-штангистом.

Перед «темной» гостиной Таня на минуту остановилась, чтобы отдохнуть. Из гостиной ее не было видно, зато ей самой прекрасно были слышны голоса. Разговаривали Ритка Шито-Крыто и кто-то еще. Кто именно, Таня не могла пока определить, потому что слышала только голос Шито-Крыто.

– Что такое стандартно развивающийся конфликт обычных людей или магов? Ты меня задела нечаянно сумкой, я обиделась и задела тебя специально. Ты сказала, что я даунша. Я намекнула, что от идиотки слышу. Немного подискутировали о папах, мамах и кровосмесительстве. Ты плюнула мне под ноги, я плюнула тебе на ботинок. Ты толкнула меня в грудь – я толкнула тебя. Ты ударила меня кулаком в нос – я тебя кулаком в глаз. Ты пустила искру, я пустила – две. Ты схватила пистолет с серебряными пулями, я – сглаздамат. Как видишь, дорогая моя, конфликт развивается по спирали, ступенька за ступенькой. Причем до последней ступени обычно не доходит. Чаще потолкались, наложили пару насморочных запуков – разошлись живые и здоровые. Усекла?

Ответа Таня не услышала, но ощутила, что ответ положительный.

– Молодец! А вот второй вариант конфликта. Ты на меня косо посмотрела, а я, слова не говоря, остановила тебе сердце. Съела ириску, погрустила и пошла рисовать акварелью закат. Это вариант некромага.

«Опять некромаги! Сколько можно? Неужели нельзя поговорить о чем-то другом?» – подумала Таня.

– Что ты знаешь о некромагах? – с раздражением отвечали Ритке. – Они сложные и ранимые существа. Они страдающие, трагические, с необычными фантазиями. Они бесконечно одиноки. У них своя логика, свой кодекс чести, своя мораль. Мы для них фарфоровые фигурки, с которыми можно играть, которые можно разбивать или которым можно поклоняться. Они как жестокие дети, которые толкают ногой мертвую собачку, требуя, чтобы она принесла им палку!

– Ну-ну! – примирительно говорила Ритка Шито-Крыто. – Кто спорит, что о некромагах ты знаешь больше? Ну а Глеб-то тебе что-нибудь рассказывал? Не верю, что он все время молчал в углу.

– Нет, не всегда. Иногда Глебушка бывал разговорчив, но как-то несвоевременно. Например, скажу я ему: «Глебушка, у нас стиралка течет! Не хочешь пошевелиться, шланг там поменять?» А он сидит и точно не слышит. А потом вдруг как подскочит, как заговорит. Или про детство свое дурацкое начнет вспоминать! Я ему: «Какое детство, дорогой, когда кафель залило и полотенца плавают? Ты что, Глебушка сладенький мой, делаешь? Возьми лучше, Глебушка, нож и зарежь меня!»

Магические светильники замигали от перепадов энергии. Зазвенели в рамах стекла.

– Лизон, не истери! Прибереги свои вопли для мужиков. На меня твои фокусы не действуют! – с досадой сказала Шито-Крыто.

«Там Зализина! О нет!» – внезапно осознала Таня.

Ей захотелось поскорее уйти, чтобы не встречаться с Лизон, но любопытство заставило ее остаться и прижаться спиной к стене. Зализина успокоилась. Чувствовалось, что особо сильного желания истерить у нее нет.

– А Глеб? Что он делал-то? Брал ножик и резал? – продолжала Шито-Крыто с интересом.

– Ясное дело: нет. Посмотрит с досадой, отвернется и вновь молчит как зомби. Но я-то уже знаю, что своего добилась. Где-нибудь через часик явится парочка мастеров со следами глины на костюмах и все исправит, а весь подъезд орет, потому что они вообще-то уже два месяца как метиловым спиртом траванулись и того… похоронили их, короче… Ну, ты понимаешь!

– Да, весело. А что Глеб-то про детство рассказывал? Ты хоть что-то запомнила? – спросила Ритка.

В ее голосе опытная Таня отметила скрытое презрение. Уж Ритка-то не прерывала бы редких минут откровенности Глеба дурацкими разговорами о стиралках. И вообще Зализиной, кажется, не молодой человек был нужен, а шестерящий завхоз. Жаль, что Поклеп связал свою судьбу с Милюлей. Уж у него-то и Зализиной домашнее хозяйство было бы в порядке.

– Детство? А, ну да!.. – вспомнила Зализина. – Он все пытался понять, почему старуха-ведьма выбрала в ученики именно его? Детей-то довольно много вокруг. Но Бейбарсов был особенный. Лепил из пластилина города, рисовал картины маслом.

– Ну, это многие делают, – небрежно сказала Ритка.

– И с мертвым котенком тоже многие спят? – сладким голоском произнесла Зализина. Только она одна умела вгонять иголки под ногти с такой приятненькой ужимочкой.

– ЧТО?

– Что слышала. Когда Бейбарсов учился в обычной лопухоидной школе, он подобрал на улице котенка. Общество любителей зверюшек, ути-пути! А котенок возьми через пару дней и проглоти рыболовный крючок. В общем, не буду описывать деталей, но котенок помучался и отбросил лапки. Бейбарсовская мама – тот еще персонаж, хоть я с ней и не знакома! – дала Глебушке коробку из-под обуви, велела положить туда котенка и закопать. Ну Глебушка, он же солдатик! Получил команду – значит, надо действовать. Взял котенка, закопал. Закопал и думал, думал, думал. Как же так? Был котенок живой и пушистый, а теперь лежит под землей дохлее дохлого? Задумчивый он у нас, Глебушка! – в голосе Лизон вновь стали появляться звенящие нотки.